Профессор Сёмин очень обрадовался гостям:
— Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
А они не знали. Поэтому дядя Фёдор быстро сорганизовал Шарика сбегать домой и принести в подарок пару банок солёных грибов.
Печкин в суматохе добежал до почты и нарвал там красивых тюльпанов. Так что всё обошлось.
Тогда дядя Фёдор спросил:
— Уважаемый профессор, что это за праздник такой "Фотий — нельзя работать"?
Профессор Сёмин сказал:
— Честно скажу — не знаю. Религиозных праздников в календаре пруд пруди. А про такого Фотия я и не слыхивал.
— Придётся к отцу Дионисию в Троицкое топать, — сказал Печкин. — У него там толстая книга есть про праздники.
— Не нужно в село Троицкое топать, — сказал Сёмин. — Давайте посмотрим в Интернете, что это за праздник такой.
Он включил компьютер и стал искать в Интернете, что это за праздник такой замечательный.
Пока профессор Сёмин искал загадочного Фотия, кот Матроскин листал красивые альбомы, которые всегда были разложены у профессора Сёмина для гостей.
Он, конечно, выбрал самый интересный — "Интерьеры домашних усадеб русских царей. Петергоф".
Он рассматривал дворец и думал:
"Вот это дворец! Это ж целый аэродром! Это ж сколько дров для него зимой потребуется!
Вот это окна, какая красота! Как же их протирать? Да на них мочалок не напасёшься. Да их с утра до вечера протирать надо! Вот у нас окошки — плюнул на тряпочку, раз — и всё!
А полы — паркетные! Просто загляденье! Мне таких полов даром не надо! Как только последний пол вымоешь, первый уже снова запачкают".
Потом он рассматривал фонтаны и скульптуры и стал почему-то недовольно фыркать. Он позвал дядю Фёдора и говорит:
— Какая неприятная скульптура.
— Вот эта?
— Да, вот эта. "Самсон, раздирающий пасть льва".
— А почему?
— Потому, что мне льва жалко. Да ты сам посуди, дядя Фёдор — сплошное неуважение к кошачьим. Есть "Витязь в тигровой шкуре". А вот тигра в витязевых доспехах нет. А чёрных кошек вообще преследуют из-за цвета кожи.
Он ещё раз посмотрел на скульптуру "Самсон, раздирающий пасть льва" и сказал дяде Фёдору:
— Надо бы дополнить композицию. Сделать ещё одну скульптуру: "Не получилось".
— Какую скульптуру?
— Лев сидит на груди Самсона.
— А почему "Не получилось"?
— Потому что если у Самсона не получилось, то у льва уж точно получится.
Наконец профессор Сёмин нашёл то, что искал.
— Смотрите, есть такой святой Фотий. Даже есть его фотография. Вот что про него написано:
"Святой равноапостольный Кирилл, учитель словенский святитель Фотий, патриарх Константинопольский, жил в IX веке, происходил из семьи ревностных христиан. Святой Фотий получил блестящее образование и, состоя в родственных отношениях с императорским домом, занимал должность первого государственного секретаря в Сенате. Современники говорили о нём: "сведениями почти во всех светских науках он столько отличался, что по праву мог считаться славою своего века и даже мог спорить с древними. Православная Церковь почитает святителя Фотия как ревностного защитника Православного Востока от владычества пап".
— Но здесь ничего не сказано про то, что не надо работать.
— Может, это какой-нибудь не тот Фотий? — предположил почтальон Печкин.
— Есть ещё один Фотий — митрополит Киевский. Очень замечательная личность. Он, — сказал Сёмин, — очень многое сделал в смысле просвещения в России. И даже ещё один Фотий Васильев — старообрядец, бывший стрелец. И никто из них не говорит, что работать нельзя.
— В общем, так, — сказал почтальон Печкин, — пока я всё про этот праздник не узнаю, я 15 июля каждый год работать не буду.
— А я, пока про этот праздник всё не узнаю, — сказал Матроскин, — 15 июля каждый год работать буду.
Когда они уходили, профессор Сёмин сказал дяде Фёдору на ухо:
— Вот в таких ситуациях люди и проявляются.
И хотя Матроскин был не "люди", он проявился в лучшую сторону, чем Печкин.
Глава одиннадцатая. ЩЕНОК ГОРБУНОК
Надо было, в конце концов, заканчивать поэму. И Шарик работал над ней и работал:
Здесь Шарик подумал, что "кил-метр" ненамного лучше "чел-века", но потом решил:
— Кто умный, тот поймёт. А бестолковым я читать поэму не стану.
Поэтому он продолжил:
Скоро его поэма была практически готова. Он позвал дядю Фёдора и Матроскина и стал им читать шедевр:
Он читал и читал. Дошёл до погони. Тут дядя Фёдор остановил его:
— Слушай, Шарик, что-то у тебя поэма бесконечная. Попробуй её сокращать.
— А как?
— А вот Дружок у тебя бежит десять раз. Пусть бежит один раз.
— Но там дорога длинная. Грузовик далеко уехал.
— Допустим, — говорит Матроскин. — А чего это ты всё украденное перечисляешь? Корзина там, картина, картонка и маленькая собачонка. Ты бы ещё носки перечислил, ботинки.
— Собачонки там не было, — спорит Шарик.
— Как не было? Была. Вот же у тебя написано: "Ах, у нас нет собачонки. Вот и пропадают дублёнки". Значит, собачонка была.
— Вообще-то она была. Но у них её не было. Поэтому вещи и пропали.
— Ладно, — согласился дядя Фёдор. — Читай дальше.
Шарик стал читать, пропуская целые куски:
— Может, она всё-таки была собачья? — спросил дядя Фёдор.
— Она, конечно, была собачья, — согласился Шарик, недовольный тем, что его перебивают. — Но тогда нескладно получается. Слушайте. Дальше будет самое неожиданное: